>>> 13808

У моего персонажа есть чучелко Тараска.
Ненастоящее, просто игрушка, которую он носит с собой.

За исключением этой маленькой детали, он закалённый наёмник без намёка на мягкосердечие. Он берёт что хочет когда хочет, и не уважает тех, кто не может его победить в бою. Признаю, что наличие у персонажа из такого теста набивной игрушки довольно необычная черта, но я склонен позволять моим персонажам думать самостоятельно, и этот парень действительно любит своего тараска.

Прочие игроки списали игрушку на эксцентричность персонажа и не уделили ей особого внимания, особенно с учётом того, что их персонажи были куда страннее, с куда более необычными привычками и особенностями.

Изначально я не собирался скрывать "предысторию" игрушки от Мастера, когда он впервые спросил у меня в первый раз о причинах, по которым мой персонаж носит её с собой. У меня было ощущение, что атмосфера за столом не располагала к откровениям, так что я уклонился от ответа, собираясь рассказать историю попозже, но Мастер скривился и потребовал объяснений, потому что "у персонажей не может быть секретов, неизвестных Мастеру"

Я решил не поддаваться на давление и не объяснять причины, по которым мой персонаж носит с собой игрушку. У меня хватило наглости спросить у Мастера "разрешение" на ношение игрушки. Он, скорее всего, отказал бы мне, если бы нашел достаточно вескую причину, которая бы не повлекла за собой отказ от вещей, заявленных прочими игроками, но, не найдя таковой, был вынужден выдать мне разрешение.

"Предыстория" не была из ряда вон выходящей, он просто получил её ещё ребёнком, и никто не объяснил ему, что только дети играют в игрушки. Это должен был быть просто штришок к портрету моего персонажа, способ показать, что ему было наплевать на мнение окружающих, и что у него был собственный взгляд на то, что делает мужчину мужчиной.

То, что я отказался рассказать об игрушке заставило всех поверить в наличие каких-то мелодраматичных мотивов, типа последнего подарка от умирающей матери или воспоминание об убитом сыне. Я попытался вписать игрушку как что-то несущественное в разделе "Прочие предметы", но Мастер просто не мог перестать думать о том, что я держал часть предыстории при себе.

Мастер попытался усложнить моему персонажу жизнь, заставляя деревенщин смеяться над тем, что взрослый мужик таскается с игрушкой, некоторые обращались с ним как со слабоумным по той же причине. Когда до него дошло, что не только мне наплевать на эти нападки, но и хороший отыгрыш рождался из них, он сменил тактику.

Огненные шары стали повреждать наши предметы. Воры начали наносить регулярные визиты. Эфирные жулики (волшебные существа с привычками галок), бродяжники (дикие големы из обрывков волшебных вещей, размножающиеся уничтожением вещей), моль, плесень, солнце и грязь, всё-всё, что могло уничтожить, украсть или съесть игрушку моего персонажа, было брошено против нас. Конечно же, мой персонаж защищал игрушку, обычно с большим энтузиазмом, до тех пор, пока это не стало его ключевой чертой.

В конце концов, это произошло. Кислотное дыхание чёрного дракона. Неудачный бросок на реакцию, и тонна урона. Половина моего рюкзака была уничтожена, и игрушка не была в нём самым прочным предметом.

Мастер не мог сдержать улыбки. Мы оба понимали, как эта история родилась, и как она может умереть. У моего персонажа осталось очень мало времени на предысторию игрушки, когда кто-то из сопартийцев спросит о её значении, он либо расскажет её, либо нет, и тогда игрушка останется в памяти всего лишь странной привычкой моего персонажа. Рассказывать её надо было либо сейчас, либо никогда.

Насколько я не хотел рассказывать про неё мастеру, настолько я вынужден был признавать то, в какой ловушке я оказался. Именно так история должна кончаться.
Иначе это будет плохая история.

Итак, после того, как мы убили чёрного дракона, возможность закончить историю появилась. Один из игроков спросил меня, почему я так заботился об игрушке.

Я спросил группу, были ли у них игрушки в детстве. После непродолжительного молчания все, за исключением дроу-плута, сказали, что да.

Я спросил, была ли сред них особенно любимая, та, о которой они заботились больше всего, носили с собой всегда и везде.
Некоторые из них сказали, что да. Удивительно, но и Мастер вставил, что у него была такая игрушка, с которой он играл до восьми лет. Я проигнорировал его и продолжил.
Я спросил о том, что случилось с этой игрушкой. Над столом повисло молчание, пока игроки размышляли над ответом. "Вы потеряли её, правильно?", помог я им.
"Однажды вы не смогли найти её, хотя вы и искали её везде. Вы спросили родителей, не видели ли они её, и они сказали, что она найдётся. Вы немножко поплакали, но просто от одиночества. Вы все ещё надеялись её найти."

"Каждые несколько дней вы обыскивали дом, двор, постоянно придумывая всё новые и новые места для осмотра, хотя вы и так прекрасно знали, где она должна была быть. Дни превращались в недели, недели в месяцы, пока вы не потеряли надежду и не были вынуждены признать, что вы её больше не увидите. Никогда."

"Вы не понимали. Вы даже не представляли. Вам и в голову не приходило, что что-то могло убедить родителей, что вы были слишком взрослым, чтобы носить с собой игрушку. Потому что вы не видите это таким образом. Вы не понимаете, как потеря игрушки может помочь вам лучше вписаться в общество. Вы не верите, что это поможет вам научиться справляться с горем и потерей и поможет вашему взрослению."

"Вы не можете понять и принять то, что ваши родители могли дать вам что-то, позволить вам вырасти с любовью к этому чему-то, позволить вырасти любви, и затем отобрать это у вас".

"Я видел, как мои родители забрали мою. Они думали, что я сплю".

"Я ушёл из дома той ночью, потому что я не мог понять. Я не мог понять, что за человек, который видит, как я что-то искренне люблю, о чём забочусь, может захотеть отобрать это у меня."

Мастер сидел напротив меня, но он не мог на меня смотреть.